Люди с неблагополучным детством никогда не поймут людей с детством счастливым. Под неблагополучным я понимаю детство, в котором не было веселых семейных обедов, задушевных разговоров, совместного просмотра комедий с попкорном, увлекательных прогулок по городу с родителями, поездок за город и так далее. А если и было что-то подобное, то оно напрочь перекрыто неприятными, горькими воспоминаниями (вариаций здесь множество — от обычного невнимания родителей либо единственного родителя к своему дитю до полнейшего треша). Ну а благополучное, это соответственно, все наоборот. Не собираюсь сейчас распекать чью-либо жалость к себе. Речь не об этом. А о том, насколько глубоко простираются корни той картинки мира, которую ребенок впитал в детстве. Это как будто две параллельные вселенные, жители которых глядят друг на друга с недоумением, непониманием, а то и с презрением. Подавляющее большинство обладателей счастливого детства хорошо учились в школе, грамотные и ответственные сотрудники, вовремя заводят семью, и, что самое удивительное, благополучную семью, где царит мир и понимание, в их жизни нет разрушительных тенденций. Внутрь себя они особо не углубляются, там нет ран, которые необходимо исследовать, заливать их слезами, возвращаясь к ним снова и снова и изворачиваться всем нутром от смутной тоски и душевной боли, внешних и явных причин для которой вроде бы и нет. Может это и есть так называемая целостность личности? Вторая категория крайне обширна — тут оглушительные гении, весельчаки с невероятным чувством юмора, бесстрашные экстремалы, отверженные маньяки, неуемные страдальцы, злобно орущие алкоголики, конченые наркоманы, бессердечные сутенеры, воры, извращенцы, неприкаянные и покинутые — здесь царит мир крайностей. Примечательно, что чаще всего настоящего успеха достигают люди именно из этой категории. Но и они же способны достигнуть самого дна. Забавно, что редко кто из второй касты может принять и впустить в свою жизнь эту счастливую модель, где все держатся за руки, искренне любят друг друга и нежно целуют в щеку перед уходом из дома, все эти милости вызывают на их губах циничную усмешку. Нет, они может и хотят такого, честно мечтают о чем-то этаком, светлом и чистом, но нет той глубинной веры, что у них может быть точно так же. Нет веры, потому что на своем опыте ничего подобного не испытывали. Соответственно, и жизнь их куда извилистей, горше и неоднозначней. Меня волнует один вопрос: кому же из них больше повезло?
